ЭНИ «В. Г. Белинский»
Том второй. Собрание сочинений в 9 томах

Яндекс.Метрика Яндекс цитирования
Bookmark and Share

БРАВО, ИЛИ ВЕНЕЦИАНСКИЙ БАНДИТ, ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН. Сочинение Я.-Ф. Купера. Санкт-Петербург. 1839. В типографии Конрада Вингебера. Четыре части: I — 189, II 206, III — 192, IV — 218. (12).

 

Купер явился после Вальтера Скотта и многими почитается как бы его подражателем и учеником; но это решительная не­лепость: Купер — писатель совершенно самостоятельный, ориги­нальный и столько же великий, столько же генияльный, как и шотландский романист. Принадлежа к немногому числу перво­разрядных, великих художников, он создал такие лица и такие характеры, которые навеки останутся художественными типами: вспомните его Соколиного-Глаза, который потом является Тенет­ником, вспомните его пчелиного охотника Павла, его Твердосердого, его Харвея Бирша, его Джона-Поля* 1 и множество других лиц, вероятно, столько же как и мне, знакомых и перезнакомых вам. Сверх того, будучи гражданином молодого государства, воз­никшего на молодой земле, не похожей на наш старый свет,— он через это обстоятельство как будто бы создал особый род романов — американско-степных и морских. В самом деле: эти дивные изображения беспредельных степей Америки, покрытых травою выше человеческого роста, населенных стадами бизонов, пересекаемых огромными лесами, таящими в себе краснокожих детей Америки, ведущих и между собою и с белыми непримири­мую брань,— где, у кого, кроме Купера, можете вы найти все это? — А море, а корабль — тут он опять как у себя дома; ему известно название каждой веревочки на корабле, он понимает, как самый опытный лоцман, каждое движение корабля, как искусный капитан — он умеет управлять им, и нападая на не­приятельское судно и убегая от него. На тесном пространстве па­лубы он умеет завязать самую многосложную и в то же время самую простую драму, и эта драма изумляет вас своею силою, глубиною, энергиею, величием, а между тем в ней все так, по-ви­димому, спокойно, неподвижно, медленно, обыкновенно. Дивный, могучий, великий художник! Вот это-то и заставило всех сделать

 

422


ложное заключение, что Купер может быть у себя дома только в степи, лесу да на море; но что если перенесет место действия своего романа на твердую землю, то непременно потерпит корабле­крушение и сядет на мель. Но великий художник не побоялся карканья критических вороньев или ворон; но, расправив свои могучие орлиные крылья, и на чужом материке, под чужим не­бом полетел тем же, ему одному свойственным полетом, каким парил он и под небом своей родины. «Браво», роман, местом действия которого Купер избрал Венецию, служит этому доказа­тельством. Недавно этот роман явился на русском языке в самом безграмотном переводе3, какой только может себе вообразить самое пылкое и смелое безграмотное воображение,— и почти во всех наших журналах было повторено, что Купер — хороший ро­манист у себя в Америке да на море, а в Европе — срезался и что его «Браво» — скучный и пошлый роман4. Вот так-то — что много думать!..

Признаемся, не без страха принялись мы за чтение «Браво»: нам было бы грустно удостовериться, что такой великий художник, как Купер, мог писать плохие романы, как какой-нибудь Больвер. Вот уже мы, через великую силу, прочли главу, другую... перевод уже одолевал наше терпение, нашу любовь к искусству, готовую на великие жертвы — даже на чтение таких переводов... но вот мрак начал рассеиваться, легкие очерки стали превращаться в живописные фигуры, слабые тени — в живые образы и лица — и, несмотря на ужасный перевод, мы уже не читали, а с ненасытною жадностию пожирали остальные главы и части... И теперь, когда уже роман давно прочтен, и теперь носятся перед нашими глаза­ми эти дивные образы, которые могла создать только фантазия ве­ликого художника... Вот старый рыбак Антонио, с его энергиче­скою простотою нравов, с его благородною грубостию; вот глубокий, могучий, меланхолический Браво; вот кроткая, чистая, милая Джельсомина; вот ветреная и лукавая Анина — какие лица, какие характеры! как сроднилась с ними душа моя, с какою сладкою тоскою мечтаю я о них!.. Коварная, мрачная, кинжальная поли­тика венециянской аристократии; правы Венеции; регата, или состязание гондольеров; убийство Антонио — все это выше вся­кого описания, выше всякой похвалы. И все это так просто, так обыкновенно, так мелочно, по-видимому; люди хлопочут, суетятся: кто хочет погулять, кто достать деньжонок, кто поволочиться, кто пощеголять; лица всех веселы, публичные гулянья пестреют мас­ками, по каналам разъезжают гондолы,— но из всего этого вы­ставляется какой-то колоссальный призрак, наводящий на вас оцепеняющий ужас... И все действие продолжается каких-нибудь три дня; внешних рычагов нет — вся драма завязывается из столкновения разных индивидуальностей и противоположности их интересов, все события самые ежедневные,— но только не раз во время чтения опустится у вас рука с книгою, и долго, долго

 

423


будете вы смотреть вдаль, не видя перед собою никакого опре­деленного предмета...

Прежде нежели произносить такой решительный и такой презрительный приговор произведению такого великого мастера, как Купер,— не худо было бы прочесть его в подлиннике, если доступен язык его, или хоть во французском переводе, по­тому что все французские переводчики, вопреки большей части русских, имеют похвальную привычку заботиться о смысле и правильности языка.

Теперь о переводе «Браво». Вот вам несколько образчиков, впрочем еще не самых отчаянных: «Пошел с веселостию в дру­гую комнату, будучи слишком привыкши к интригам, чтобы заняться этою поосновательнее. — И это-то ты называешь твое знание людей. — Рука воспитанницы его, будучи однажды сое­динена с моею, и зло, до этого относящееся, сделается невозвра­тимым. — Особенное положение Венеции и число находивших­ся в ней моряков соделали город этот знаменитым забавою этого рода. Семейства были известны и славны целые столетия своим искусством и ловкостию править веслом, так как в Риме та­ковые были знамениты подвигами менее полезными и менее не­винными. Было обыкновение избирать из этих семейств людей самых сильных и ловких; и, призвав на помощь святых своих и осуществи гордость и воспоминания свои песнями, в которых упоминались великие дела их предков, соперники пускались к це­ли со всем жаром, который только честолюбие и страсть к побе­де внушить могут» 5. Не правда ли, что очень хорошо? — И весь-то роман так переведен, и еще с подлинника: как не согрешишь, не скажешь, что не в помощь богатство?..

 

424



* А этого не угодно ли для курьезу сравнить с Джоном-Полем г. Алек­сандра Дюма, чтобы увидеть разницу между самобытным гением творчества и литературным обезьянничеством жалкой посредственности2.