ЭНИ «В. Г. Белинский»
Том I. Полное собрание сочинений в 13 томах

Яндекс.Метрика Яндекс цитирования
Bookmark and Share

132. Покойник-муж и вдова его. Комедия-водевиль в одном действии Федора Кони. Москва, в типографии Н. Степанова. 1835. 132. С эпиграфом:

Почтеннейшие мужья!
Коль есть охота умирать,
Пожалуй, с богом, умирайте!
Но чур потом не воскресать!
Или хлопот не миновать:
Беды вы дома ожидайте.
(Из этого же водевиля).

Иван Савельич. Московская шутка-водевиль в двух действиях Федора Кони. Москва. В типографии Н. Степанова. 1835. 136. (12). С эпиграфом:

En faveur  du badinage,
Faites grậce à la raison
Beaumarchais.*

Заговор против себя, или Сон в руку. Сценическая безделка в одном действии, в стихах. Соч. Гавр. фон Бейера. С.-Петербург. В типографии Конрада Вингебера. 1835. 56. (8).2

Не всё то легко, что кажется легким с первого взгляда. Ничего нет легче, как сочинить водевиль, и ничего нет труднее, как сделать водевиль. Очевидно, что тайна этого противоречия заключается в таланте: есть он — и легко, нет его — и трудно, а, кажись, в обоих случаях нет ничего легче. Наши водевили могут служить лучшим доказательством этой истине. Во-первых, они по большей части суть переделки французских водевилей, следовательно, куплеты, остроты, смешные положения, завязка и развязка — всё готово, умейте только воспользоваться. И что ж выходит? Эта легкость, естественность, живость, которые невольно увлекали и тешили ваше воображение во


* Ради шутки смилуйся над разумом. Бомарше.1 (Франц. )— Ред.

406


французском водевиле, эта острота, эти милые глупости, это кокетство таланта, эта игра ума, эти гримасы фантазии, словом, всё это исчезает в русской копии, а остается одна тяжеловатость, неловкость, неестественность, натянутость, два-три каламбура, два-три экивока — и больше ничего. Не будем строги к нашим водевилистам, не будем требовать от них особенной живости, большого остроумия, но можем ли мы не требовать от них естественности и здравого смысла? Здравый смысл особенно вещь очень нужная: без него и водевилю так же нельзя обойтись, как драме или комедии. И при этой-то нищете даже в здравом смысле, при этой-то бесталанности, столько претензий, столько важничанья! Вообразите себе, к водевилю, вместо предисловия, сцена из «Фауста»!.. Где же тут здравый смысл?.. Бумажная корона очень забавна на голове буфона, но золотая... Воля ваша, гг. водевилисты, а есть вещи, которыми не должно шутить!..

«Покойник-муж& raquo; на сцене очень мил, очень забавен; даже в самом чтении (тотчас после обеда, особенно после сытного обеда) он забавен. Но «Иван Савельич» — воля ваша, г. автор, так не шутят добрые люди! В шутке, как и во всем, здравый смысл важнее всего; но где же он, этот здравый смысл, в «Иване Савельиче»? Старик-дядя уходит спать, а его племянник и племянница затевают пир на весь мир и думают, что больной и добрый их дяденька не узнает о их проказах... И потом этот дядюшка, играющий роль шута в собственном доме, этот племянник и эта племянница, которых характер и поступки так же естественны и возможны, как чудеса в волшебных сказках,— неужели всё это может служить забавою не только детей, но даже и взрослых людей?.. А эти клеветы на общество (разумеется, самые невинные и самые незлонамеренные) — неужели во всем этом есть здравый смысл?.. Конечно, никому не должно шуметь из пустяков, никому не должно придавать большого значения малым вещам; смешон писатель, который снабжает свои водевили и громкими предисловиями, и замысловатыми эпиграфами, и затейливыми заглавиями; смешон и рецензент, который бы раскричался из водевиля, вместо того, чтобы улыбнуться слегка и заставить других улыбнуться слегка; но, господа, положим, что водевиль вздор, но ведь здравый-то смысл не вздор: положим, что из водевиля не должно горячиться, но ведь за искажение здравого-то смысла нельзя не горячиться! Вы автор, следовательно, вы требуете и похищаете мое внимание и мое время, а согласитесь, что досадно терять на вздоры то и другое.

И между тем, «Иван Савельич» наделал много шуму и произвел своим появлением великие события в нашей литературе. Во-первых, он подал повод рецензенту «Библиотеки для чтения»

407


написать предлинную рецензию1 и выказать в ней весь блеск этого удивительного остроумия, которому должно уступить остроумие всех наших водевилистов без исключения; во-вторых, он навлек, со стороны остроумного критика, несправедливое нарекание на нашу Москву. В самом деле,

Москва, вишь, виновата!2

Москва, вишь, не шутит, а ругается. Бедная Москва! Как не вспомнить при сей оказии этих стихов:

На Москву послал бог кару:
Без копеечной свечи
Не бывать бы в ней пожару.

Бог судья г. Кони!..

 

«Заговор против себя, или Сон в руку» — не водевиль, а, изволите видеть, сценическая безделка. Безделки вообще очень милы, когда искусно сделаны; чем вещь миниатюрнее, тем больше она требует и искусства, и тонкости в отделке. Но г. фон Бейер — не мастер на галантерейные вещицы: его безделка носит на себе слишком резкие следы топора и скобели. Я не говорю уже о том, что эта комедия нелепа в высочайшей степени в своей завязке и ходу, что она есть жалкое подражание старой пьесе «Роман на большой дороге»:3 всё это еще куда б ни шло. Но каково встретить в сценической безделке подобные несценические красоты:

Глядь: ваша матушка бежит в ужасном горе.
«Представьте,— говорит,— здесь, право, вор на воре!
Ей-ей, дневной грабеж! Какой-то там пострел,
В толкучем, на сорок рублей меня огрел!»

 

Прочтя комедию, в которой есть подобные стишки, поневоле вспомнишь стишки из другой тоже преострой комедии:

 Для барышей каких напутал ты комедью?
Вот здесь нас четверо: кто даст полтину медью?

408