4. О характере народных песен у славян задунайских. Набросано Юрием Венелиным. I.* Осман Шеович. Женитьба Павла Плетикосы. Москва. В ти­пографии Н. Степанова. 1835. 118. (8).**³

Изданная в 1833 году, Буком Стефановичем, четвертая часть «Народных сербских песен» подала повод г. Венелину написать прекрасную статью, которая была помещена в «Телескопе».4 Г-н Венелин издал эту статью отдельною брошюркою, под № 1, как первый приступ к целому ряду статей в этом роде, имеющих целию знакомить русскую публику с народною поэзиею заду-

* Из названия брошюры в «Молве» выпало слово. Надо: I. Сербские. В дальнейшем неточности при воспроизведении титулов рецензируемых книг исправляются без оговорок.— Ред.

64

найских славян. Намерение прекрасное и благородное! Мы так мало знакомы в этом отношении с нашими соплеменниками, что должны радоваться всякому добросовестному труду, кото­рый может обогатить нас хотя несколькими фактами. Книжка г. Венелина содержит в себе много богатых и, что всего важнее, освещенных идеею фактов.

Первобытная поэзия народов заслуживает особенное вни­мание, потому что она юна и свежа, как жизнь юноши, непритворна и простодушна, как лепет младенца, могущественна и сильна, как первое, девственное сознание жизни, чиста и стыдлива, как улыбка красоты. Это творчество истинное, бес­сознательное, бесцельное, хотя, в то же время, и одностороннее, одноцветное. Оно вполне, истинно и живо, проявляет дух, характер и всю жизнь народа, которые высказываются в нем непринужденно и безыскусственно. От этого произведения младенчествующих народов вечно юны и неумирающи. Мы не знаем этих безыменных певцов, добродушно и безрасчетно из­ливавших свое чувство в минуты радости или тоски; они творили не для бессмертия, не для цели нравственной или политической, не для всех этих расчетов, корыстных и бескорыстных, которые нередко западают в кабинетные произведения, как черви вредо­носные, и подъедают корень жизни художественного произве­дения.

Песни задунайских славян, сколько мы можем судить по образцам, предложенным автором рассматриваемой нами статьи, представляют самые лучшие данные для подтверждения этого мнения о первобытной поэзии, этого мнения, которого мы не смеем назвать своим, потому что теперь оно принадлежит всем людям с здравым смыслом и родилось гораздо прежде нас. Песни задунайских славян выражают всю жизнь народа, ко­торым они созданы, так же, как «Илиада» выражает всю жизнь греков в ее героический период. Прочтя их, вы не будете иметь нужды ни в описаниях путешественников, ни в пособии истории, чтобы познакомиться вполне с народом. В них вся его жизнь, внешняя и домашняя, все его обычаи и поверья, все задушевные верования, надежды и страсти. Но мы не будем слишком распространяться о песнях задунайских славян, потому что в таком случае мы невольно повторили бы всё, что о них так умно, так основательно, так верно и так увлекательно высказано г. Венелиным; вместо того бросим беглый библиографический взгляд на его суждение.

Статья начинается выпискою двух песен на сербском языке с переводом на русский. Перевод сделан самим автором статьи, и сделан прекрасно. Он близок, верен, поэтичен, если можно так сказать, и русский язык нигде не изнасилован, нигде не страждет на счет этой близости. Мы были бы очень благодарны

5 Том II

65

автору, если б он дарил нас чаще и больше подобными перево­дами песен славянских народов, которые ему так хорошо зна­комы. После песен автор начинает рассуждать о характере и обычаях болгар и сербов, и особенно о их девохищении. Фак­ты, сообщаемые им, черезвычайно любопытны. Потом он выво­дит из них заключение о характере песен этих народов. Потом рассуждает об исторических причинах, дающих иногда тому или другому народу другой характер, нежели какой он имел. Мысли его об этом предмете прекрасны, глубоки и под­креплены фактами. Из этого рассуждения он объясняет крова­вый и мрачный характер задунайцев, отразившийся в их песнях. Характер поэзии задунайцев, по его мнению, чисто гомериче­ский, и мы с этим вполне согласны: героизм и юначество — одно и то же. В заключение, автор говорит вообще об эпопее, разумея под этим словом такого рода художественные произведения, которые создаются не каким-либо лицом, а целым народом. Вследствие этого он очень основательно отвергает художествен­ное и эпическое достоинство всех кабинетных произведений, как-то: «Энеиды», «Освобожденного Иерусалима», «Генриады». «Россиады»* и пр., как сочинений заказных, как нарочных трудов по части героизма.² Эта же идея привела его к рассужде­нию об «Илиаде», как творении самобытном и живом, созданном народом, а не каким-то Гомером. Мысль не новая, но хорошо развитая автором. Он доказывает, что омирос есть слово на­рицательное и значит слепца. Прекрасно также развита автором мысль о том, что каждый народ имеет своего представителя и его-то выводит в своих созданиях: эпопее и песнях; греки Ахилла, испанцы Дон Жуана, немцы Фауста и т. д. Герой болгаров есть Марко Королевич.

Одним словом, статья или брошюрка г. Венелина принад­лежит к тем приятным явлениям, которые у нас очень редки. Но, отдавая должную справедливость достоинствам его сочи­нения, мы, с тем же беспристрастием, заметим и его недостатки. Мы пропускаем, что язык г. Венелина нередко бывает непра­вилен и странен, что он любит употреблять слова и выражения, никем не употребляемые, как-то: кухонностъ человеческого рода³ и тому подобные, которых немало; всё это не важно. Но нас удивили некоторые его мысли, изложенные частию в выносках, частию в прибавлениях к статье; они кажутся нам в совершен­ной дисгармонии с теми, о которых мы говорили выше. С трудом верится, чтобы те и другие принадлежали одному и тому же лицу. Что значит, например, эта насмешка над Гёте за то, что он выдал Елену «Илиады» за немца Фауста? Неужели почтен-

66

ному автору неизвестно, что есть художественные сочинения, которые, будучи неестественны, несбыточны и нелепы в факти­ческом отношении, тем не менее истинны поэтически? Неужели ему неизвестно, что, в творчестве, сказка или рассказ бывает иногда только символом идеи?"Что за насмешка над красавицею Еленою, которую автор грозится наказать самым славянским, т.е. самым варварским наказанием?¹ За что такая немилость? Неужели почтенный автор думает, что действующие лица в поэме должны быть всегда резонабельны, нравственны, словом, должны отличаться хорошим поведением? Неужели ему неиз­вестно, что самые понятия о нравственности не у всех народов и не во все века сходны? Елена нисколько не оскорбляла своим поведением жизни древних; она совершенно в духе народа и в духе времени. Ее так же смешно упрекать в безнравствен­ности, как смешно упрекать задунайских славян в том, что они головорезы.

Потом, что это за нападки на Гердера и Гизо? И за что же? за то, что они находили дух рыцарства и героизма только в немецких племенах, а не в славянских? Странно! — Конечно, героизм, т. е. непоседность, предприимчивость и страсть к кро­вопролитию, свойственны более или менее всякому младен­чествующему народу; но и самый этот героизм имеет больший или меньший круг действия. Нордманы переплывали моря и завоевывали отдаленные страны, а славяне дрались с своими соседами или друг с другом. Что же касается до рыцарства, то оно, без всякого сомнения, принадлежит исключительно одной Европе средних веков, и именно немцам. Рыцарство и героизм очень похожи друг на друга, но между ними есть и большая разница: героизм бывает почти всегда бессмыслен, а рыцарство водится идеею. Где же надо искать этой идеи? Неужели в бессмысленной резне задунайских славян с турками² или кавказских племен между собою? За что же г. Венелин так сердится на Гизо и особенно на великого Гердера, что они были неуважительны к славянам? Я презираю это детское обожание авторитетов, вследствие которого нельзя сказать о Мильтоне, что он не поэт или, по крайней мере, не великий поэт, и тому подобное; но с тем вместе — против неуважительного тона .к людям, оказавшим человечеству большие услуги, каков Гердер; и слова: «Гердер детствует, Гердер ребячествует» — мне кажутся неуместными.³ Гердер мог ошибаться, мог не знать чего-либо, но никогда он не мог ни детствовать, ни ребячиться. Нам желательно, чтобы г. Венелин, в следующих своих брошюр­ках, объяснился точнее насчет всех наших вопросов, тем более, что эти вопросы не одними нами повторяются.

Но, несмотря на всё это, мы признаем сочинение г. Венелина приятным явлением в нашей литературе, достойным прочтения

5*

67

людей мыслящих, и уверены, что г. Венелин примет наше откровенное мнение как о достоинствах, так и недостатках его статьи за доказательство нашего к нему уважения.

68