75. Записки г-жи Дюкре о императрице Иозефине, о ее современниках и о дворах Наварском и Мальмезонском. Перевод с французского. Санкт-Петербург. В типографии Временного департамента военных поселений. 1835. Четыре части: I—300, II—211, III—237, IV—217. (12).⁴

Несмотря на то, что «Записки г-жи Дюкре о Иозефине» получили во Франции справедливый успех и заслужили о себе отзывы многих французских литераторов, как говорит переводчик (г. Андрей де Шаплет), и чрезвычайно понравились Бурьенну, знаменитому мемуаристу,— эта книга мне очень не понравилась, и я думаю, что она не стоила перевода. Г-жа Дюкре не имеет ни дара наблюдательности, ни уменья схватывать резкие черты характеров и дел, ни таланта рассказывать. Ее повествование вертится на пустяках и мелочах; содержание его составляют пустые анекдоты и дворские сплетни. Ее взгляд на вещи самый картофельный, самый пансионский: она удивляется всем и

16 В. Г. Белинский, т. I

241

всему, начиная с г-жи Жанлис до брильянтов императрицы Жозефины; у ней все хороши, и она всех оправдывает. Ее понятия — понятия XVIII века; она добродушно признается что «подобно всем молодым девушкам, имела преувеличенные и ложные понятия о необходимости быть влюбленною в своего мужа» и пренаивно раскаивается, что не вышла замуж за богатого и умного, но нетерпимого ею человека, который за нее сватался. Но это, скажут, дела домашние, которые не имеют никакого отношения к авторству.— Напротив, очень большое, ибо от образа взгляда много зависит достоинство сочинения. Один хохол-мужик сказал, что если бы его сделали царем, то он украл бы сто рублей да и убежал: мужик сказал глупо потому, что имел глупые понятия о вещах. Спросите калмыка, кто истинно великий человек. Кто имеет счастие быть калмыком и знает великую тайну Арчилана-Хубильгана (переселения душ), ответит он вам. Вследствие этого ответа, Наполеон и Шекспир будут исключены из числа великих людей, и глуп ли, умен ли этот ответ, но он есть результат того взгляда на вещи, который имеет калмык.

Может быть, многие подробности, находящиеся в книге г-жи Дюкре, имеют свою относительную важность в глазах французов; но русским читателям от этого не легче: книга для них так же скучна и утомительна. Они увидят из нее, что Жозефина, или, по переводу г. де Шаплета, Иозефина, оказывала многие благодеяния, любила Наполеона, своих детей, позволяла управлять собою льстецам и наушникам и в сем отношении обнаруживала удивительную слабость воли и характера; словом, увидят в Жозефине женщину, каких много, но не увидят той необыкновенной Жозефины, странная судьба которой так тесно была соединена с судьбою дива нашего времени: эта последняя Жозефина ускользнула от близорукой наблюдательности г-жи Дюкре.

Теперь о переводе. Он очень посредственен, чтобы не сказать — очень дурен, а вот и доказательства: «Нет в Париже ни одного острого слова, которое бы ему не приписывали, что доказывает способность его говорить оные. — Тяжело быть королем, не взросши для этого звания.— Я очень желала узнать этого человека, столь знаменитого своим умом и в особенности твердостью своего поведения и мнения, тогда как было столь опасно обнаруживать такое мнение, какого он- держался.— Я скоро достигну времен смутов, несчастий, когда каждый более или менее был призываем играть роль или иметь мнение. Мое, как у всех женщин, основывалось совершенно на одни чувствах, а потому я буду говорить об этих роковых годах, приведших спокойствие, коим мы наслаждаемся, после стольких бурь, не как строгий порицатель или глубокомыслый политик

242

нo как женщина, которая огорчалась бедствиями своего отечества. — Впоследствии я слышала гг. Борера, Ромберга и Бодио; но они не заставили меня забыть их старейшину в летах и в талантах».— Но довольно — эти выписки сделаны наудачу и не могут служить образцами, ибо весь перевод есть образец синтаксической какографии. Кроме до крайности сбивчивого, темного и тяжелого слога, происходящего от дурной расстановки предложений, чрезмерное изобилие сих и оных делают эту книгу несносною для чтения.

243

16