19. Барон Брамбеус. Повесть Павла Павленки. С эпиграфом: C'est de l'histoire bourgeoise.** Москва, в типографии Лазаревых Института восточных языков, 1834. 55. (12).1
Вот книга, заглавие которой, вероятно, для всякого покажется истинным гиероглифом! Что это такое? Критика на сочинения известного Барона Брамбеуса? Или биография сего знаменитого мужа? Ни то, ни другое, г-жа почтеннейшая публика! Вас просто хотят морочить, надувать из каких-нибудь трех гривенников. Это не критика, не биография, не роман, не драма, не ода, а просто-напросто пошлое маранье, состоящее из 53 страниц и относящееся, по времени появления, к смир-
** Это мещанская история. (Франц.) — Ред.
10 Белинский, т. I
145
динскому периоду российской словесности, а по внутреннему достоинству к пономаревской литературе, хотя напечатано и не в типографии г. Пономарева.1
Кто такой автор этой вздорной книжонки? И каких ради причин появилась она на свет? И чего ради так обрадовалась ей «Библиотека для чтения»? Чего ради встретила она ее с распростертыми объятиями и расхвалила в прах?2 Это загадка — не правда ли? Постараюсь дать вам, по возможности, удовлетворительные объяснения на эти темные гиероглифы.
Кто такой автор этой книги?
В заглавии стоит имя какого-то г. Павла Павленки. Кто бы такой был этот г. Павел Павленко? Это имя совершенно неизвестно и крайне затейливо: очевидно, что г. Павел Павленко есть псевдоним. Теперь мода на псевдонимство; итак, в добрый час. Но как бы отгадать подлинное имя сочинителя Барона Брамбеуса? Неужели в этом грехе виноват славный А. А. Орлов? Нет, книжонка до такой степени пошла, бессмысленна и безграмотна, что от нее, вероятно, и гг. Сигов и Кузмичев отказались бы с благородным негодованием. Итак, кто же? По всему видно, что это неразгаданная тайна.3 Но что за дело до сочинителя?
Вследствие каких причин появилась эта книжонка?
Помните ли вы, как в нашей промышленной Москве, тотчас после появления знаменитого «Ивана Выжигина», появилось послание Сидора Пафнутьевича, не помню к кому-то, послание, посвященное почитателям «Ивана Выжигина»? Неизвестный автор оного, соблазненный вещественным успехом знаменитого романа, хотел сделать невинный оборот насчет славы его имени и, сколько я помню, не ошибся в своем расчете: книжечка разошлась. Но «Северная пчела» тогда не поддалась ласкательству и встретила послание довольно сердито. С такою же целию написан и «Барон Брамбеус», но не такова его судьба. Не знаю, благополучно ли он, под щитом знаменитого имени, расходится по рукам читающей публики; знаю только, что «Библиотека для чтения» не последовала примеру «Северной пчелы». И чему ж тут удивляться? Как ни сладостен фимиам дружеских похвал, но всё приятнее услышать похвалу вчуже, хотя бы эта похвала была сделана и из корыстных видов. Все смертные подвержены слабостям, и у Барона Брамбеуса есть своя ахиллесовская пятка, и притом такая нежная, что для ней довольно и булавки, не только стрелы.
Содержание «Барона Брамбеуса» совершенно в духе «Библиотеки для чтения». Какой-то дуралей-помещик имеет хорошенькую дочку и, хотя от роду ничего не читал и не смыслит в литературе ни бельмеса, хочет во что бы то ни стало отдать ее за литератора. Но у дочки свой вкус: она влюблена в улана. Как
146
тут быть? Улан решается на ужасное самозванство: он является к отцу под именем Барона Брамбеуса и требует руки его дочери. Отец вне себя от радости. Но улан, мучимый совестию, открывается отцу в обмане. Отец бесится, да делать нечего; слово дано, и улан женится — и конец истории. Всё это рассказано без всякого остроумия, без всякой шутливости, без грамматики (ох, эта проклятая грамматика — беда с нею да и только!) и часто насчет здравого смысла. Может быть, в сем последнем случае автор имел свою цель, ибо «здравый смысл и Барон Брамбеус», как уже теперь всем известно, давно не ладят друг с другом.1 C'est de l'histoire bourgeoise,— гласит эпиграф: вот что правда, то правда!
147