в своем предисловии, написанном языком и складом русской фемиды времен царя Алексея Михайловича, говорит: «Виллиамс не есть просто повествователь обнаженный (??), он почти везде рассуждает; везде, рисуя характер в очерке общем (??), он естественно развивает его в мыслях читателя (?), представляет события в чертах резких, располагая ум к размышлению»; потом: «В образе мысли его виден везде благородный британец; везде, наблюдатель строгий и глубокомысленный, он смотрит на предметы как министр, как дипломат, несравненно менее обильный изложением мелочных происшествий, чем обзором общим и философическим, или, как выражается один из наших писателей, высшими взглядами на предметы». Признаемся откровенно, мы ничего этого, а особливо «высших взглядов», не нашли в этой книге, переведенной, повторяю, юридическим языком времен очаковских и покоренья Крыма, испещренной до отвратительности «сими» и «оными», толико вожделенными и возлюбленными некоторым литераторам.¹ Книга наполнена обыкновенными и всем известными фактами, без всяких низших или высших взглядов. В предисловии г. переводчик говорит еще, что нам рано писать историю Петра Великого и, вместе с этим, осуждает иностранцев, что они до сих пор не обработали надлежащим образом истории великого преобразователя России: странный образ суждения! После этого можно осуждать русских писателей за то, что они не обработали истории Карла Великого! Разве они потому могут быть извинены, что их предупредили немцы и французы.