Белинский

Том второй. Собрание сочинений в 9 томах

РУССКИЕ ЖУРНАЛЫ

 

В нашей журналистике с началом нынешнего года произошло столько перемен, что 1839 год должен составить эпоху в ее летопи­сях. Явились два новые журнала; 1 некоторые старые измени­лись2. К непоследней новости относятся и беспрестанные обзоры своих собратий3. Мы первые довольно уже начитались разных отзывов и суждений о самих себе, мы, которые ни о ком не су­дили. Думаем, что правила приличия и вежливости требуют, чтобы мы за внимание заплатили вниманием и не остались в долгу, особенно у почтенного и маститого «Сына отечества», ко­торый так скромно и так любезно приветствовал нас своим не­много дрожащим от старости и от небольшой досады (вследствие старости же) голосом...4 «Галатея» — дама и красавица5—от нее мы отделаемся несколькими комплиментами и любезностями; а

 

406


«Сыну отечества»... Но начнем по порядку и не забудем и прочих журналов. С кого же начать? — Мы не будем долго думать и на­чнем—с «Современника», потому что ни один журнал не читаем мы с таким удовольствием, ни один журнал так высоко не ценим, как «Современник». Читатели «Наблюдателя» еще с прошлого года находили в нем постоянно самые подробные отчеты о каж­дой книжке «Современника». Но эти отчеты доселе помещались в «Литературной хронике», где не должны иметь место повре­менные издания; но теперь мы решились почаще заглядывать в область журналистики, и обзоры «Современника» будут уже в этом отделении, которое, не составляя особого отделения журнала, будет как бы заключением «Литературной хроники».

«Современник» всегда богат хорошими оригинальными стать­ями — обстоятельство, которое дает этому журналу высокую цену. Первая книжка за нынешний год, составляющая тринадца­тый том издания, особенно богата хорошими оригинальными стать­ями. Пересмотрим их по порядку. Первая — «Знакомство с Рунебергом» г. Я. Грота содержит любопытные подробности об одном из знаменитых современных поэтов и литераторов швед­ских — Рунеберге и о шведской литературе. Статья эта — отрывок из путешествия по Финляндии, отрывок, возбуждающий живей­шее желание прочесть путешествие, изданное вполне. Пропуская «Разбор новых книг», переходим к статье «Отрывки из истории партизанов Пиренейского полуострова» г. Н. Неведомского, к ста­тье превосходной и по содержанию и по изложению, давно возбу­дившей в нас живое внимание и еще живейшее желание прочесть в целом сочинение, из которого она отрывок6. «Сын отече­ства» называет эту статью «набором слов, где есть все — и Андалузия, и Алгамбра, и инквизиция, и мавры, и Гвадалквивир, и ро­мансы, только нет того, что обещает заглавие статьи» 7. Чтобы показать нашим читателям, как верен вкус у редактора «Сына отечества», выписываем из статьи первую попавшуюся нам на глаза страницу:

При первом известии об отречении Фердинанда VII, Испания вспых­нула, как страсти на Востоке, чуждые постепенности и границ,— и совер­шила восстание так единодушно и одновременно, как при звуке тревога европейские войска вскакивают с бивака. Это сравнение тем вернее, что испанцы взялись за оружие, не спрашивая, достанет ли у них силы для нападения или для обороны? как в европейском войске напрасно искать того, кто первый по звуку тревога стал на свое место, так в испанских Деревнях напрасно искать того, кто первый вскричал: «Да здравствует Фердинанд VII! смерть французам!» Выражение: «Испания восстала как один человек» останется классическим в истории — но будет не полно: ибо Ис­пания восстала, как один человек, мучимый тем лихорадочным нетерпе­нием, при котором время стоит, а думы жгут. Положение народа спокой­ное, но грозное, не терпящее ни отлагательства, ни противоречия, уняло с первых дней восстания происки людей, хотевших остановить восстание из страха, из личных выгод или в надежде лучшего управления при новой Династии. «Мы осрамим себя, если признаем королем Иосифа»,— твердили испанцы, полные народной гордости. Вскормленные матерями, не допускав­шими их к груди без крестного знамения, кропившими их пеленки святою

 

407


водою, испанцы говорили: «Еще при Дон Пелагио мадонна приняла Испанию под свое покровительство: и мы оставим без защиты ее образа, блестящие испанским золотом, ее статую в одеждах, сшитых испанками, оставим в то время, когда мадона в Кавадонгской пещере проливает круп­ные слезы; когда в Монсеррате венок из свежих цветов на голове мадоны превратился в черный!.. Мученики вознеслись на небо из-под рук палачей из зубов зверей римского цирка; святые с помоста монастырских келий, дети испанцев возносятся на небо с материнских колен — мы вознесемся с поля сражения, покрытые кровию французов, как мученики пылью рим­скою цирка, как наши дети слезами матерей!..»

Неужели это пустой набор слов без смысла, как в критике или рецензии иного журнала, а не пламенная, живая импрови­зация?..

Критическая статья «Шекспир» очень интересна по своему содержанию и хорошо составлена8.

«Картина Бразилии» — статья прелюбопытная по фактам о мало или почти неизвестной у нас стране мира и по прекрасному, живому изложению.

За этими статьями следует собственно изящная словесность. Прочтя с удовольствием «Два рассказа, или Болгарка и подолянка»*, очень милый, но несколько растянутый рассказ В. Лу­ганского, вы переходите к «Городу без имени», прекрасной, пол­ной мысли и жизни фантазии князя Одоевского. В этой фантазии (иначе мы не умеем назвать прекрасного произведения кн. Одо­евского) с силою и энергиею показана вся пошлость и безнравст­венность одностороннего взгляда на развитие народов и госу­дарств, вследствие которого основою, двигателем и целью их жизни и стремления должна быть только польза9. «Праздник мерт­вецов» — перевод с малороссийского наречия на русский язык одного из милых юмористических рассказов талантливого Грицка Основьяненка.

В отделении стихотворений остановимся на «Новой сцене из „Бориса Годунова», чтобы сказать, что этот небольшой отрывок блестит всею лучезарностию творческого гения Пушкина и что мы не понимаем, почему великий мастер исключил его из целого произведения10. «Путешественнику», стихи четырнадцатилетнего Пушкина, интересны как факт — не больше 11.

Перелистав с читателями первую книжку «Современника», приглашаем их перелистать с нами три первые книжки «Библи­отеки для чтения» и просим их не пугаться тяжести труда — мы намерены совершить его на ходу.

Может быть, многие ждут уже от нас брани, насмешек, напа­док, потому что мы заговорили о «Библиотеке для чтения»; напрас­ные ожидания! Наши литературные мнения чужды всякой лич­ности, всех отношений, требующих, для своей ясности, особенных

 

408


домашних комментарий. Для нас равны — и «Библиотека для чтения», и «Сын отечества», и «Отечественные записки», и «Северная пчела». Нам не нравится направление «Библиотеки для чтения», но нам нравится, что в ней есть направление — качество, принадлежащее не всем нашим журналам; мы не разделяем мне­ний «Библиотеки для чтения» и даже не любим их, но мы любим ее за то, что у ней есть мнения, которые есть не у всех наших журналов 12. Об аккуратности издания этого журнала, равно как и о том, что он умеет угодить своим читателям,— нечего и гово­рить, а это — согласитесь, два важные качества в журнале. Итак, да здравствует «Библиотека для чтения» и да не упрекает она нас в пристрастии, злобе и ожесточении к себе!.. После этого при­ступа, который мы считали необходимым, приступим к самому делу.

Первое отделение в «Библиотеке для чтения» — «Русская словесность» — название немного неверное, потому что предмет и прочих всех отделений тоже — русская словесность. Отделение «Русской словесности» в «Библиотеке для чтения» всегда начи­нается стихотворениями. По причине стихотворного бесплодия в современной русской литературе, это отделение «Библиотеки» всегда было крайне слабо. Г-н Тимофеев — всегдашний и неуто­мимый поставщик для этого отделения,— можно судить, каково оно! Вдруг в трех книжках «Библиотеки для чтения» за нынешний год явилось одиннадцать прекрасных, поэтических стихотворений. Это было загадкою для многих — только не для вас. Автор этих прекрасных стихотворений — г. Красов. У нас была тетрадь его стихов (единственный экземпляр), и мы были уполномочены поэ­том брать из нее, что нам угодно. Вследствие этого в «Наблюда­теле» еще за прошлый год помещено было несколько стихотво­рении г. Красова — остальные дожидались своей очереди. Вдруг редакция «Наблюдателя» потеряла эту тетрадь, единственный список стихотворений, писанных в продолжение нескольких лет. Вероятно, тот, кому тетрадь попалась в руки, переслал ее в ре­дакцию «Библиотеки» 13,— и мы очень рады, что прекрасные сти­хотворения любимого и уважаемого нами поэта, утраченные для нас, не утратились для публики. На тетради в самом деле не было выставлено имени автора,— и потому в I № «Библиотеки»— «Эле­гия» (стихотворение, напечатанное, кажется, еще в «Телескопе» за 1835 год), «Сон» (нигде не напечатанное стихотворение) и «Песня» (напечатанная в I № «Наблюдателя» за прошлый год) явились с именем г. Бернета 14. Во II № «Библиотеки» — «Эле­гия» и три «Песни», из которых последняя была напечатана в V № «Наблюдателя», явились уже совсем без имени, с примеча­нием редакции о получении тетради. Что же касается до трех стихотворений, напечатанных в III № «Библиотеки для чтения» с именем г. Красова, то они взяты не из тетради, а присланы в Редакцию этого журнала самим автором, который, досадуя на долговременное непомещение своих стихотворений, прислал их

 

409


к нам, вследствие чего прекрасная элегия «Когда порой свобод­ный от трудов» помещена была еще в X № «Наблюдателя» за прошлый год 15. Из примечания редакции «Библиотеки» в III № видно, что тетрадь вся; жаль — значит часть ее утрачена, потому что мы помним там много прекрасных стихотворений, особенно одно, называющееся «Клара Моврай» 16.

Теперь заглянем в прозаическое отделение «Русской словес­ности». «Альпийские виды» — интересный очерк г. Фролова. «Ма­лороссийская лень» г. Бабака — довольно занимательный очерк малороссийского быта. — «Николай Сапега», повесть г. Констан­тинова, принадлежит к числу очень хороших журнальных пове­стей. За нею следует «Иван Рябов, рыбак архангелогородский» — драматический анекдот г. Кукольника, превосходное в своем роде произведение. Особенное достоинство этого нового произведения неистощимого пера г. Кукольника составляет народный язык, до­веденный до крайнего совершенства, и что особенно-то и важно — под русскою простонародною речью таится русский простонарод­ный ум, русская душа 17. Мы не можем отказать себе в удоволь­ствии выписать одного места: вот рассказ матроса о том, как он спас Петра Великого в бурю на Белом море.

Антип. Я милости твоей доложу, что Антип — первый архангелого­родский лоцман, человек бывалый; нашему брату, стало быть, какое ни есть море — перина; валяешься, сколько душе угодно, сойти не хочется; бывало и такое, что целый год одежи просушить не успеешь; милость ваша сумлеваться изволишь, а я доложу о себе, что мне, старику, нахвасть гово­рить не приходится. А на ту пору и меня припугнуло, совсем бы обробел, кабы с нами государя не было. Ну, а тут сам рассудить изволишь: у меня на руках сам государь; оплошать тройной грех! Дело-то у меня, что у доб­рого мужа жена — по шелковинке ходит; другой бы раз я на этакую погоду плюнул, а тут нельзя; государь-то... у меня государь и преосвященный Афонасий, и всякия набольшия начальства с Питербурха; нельзя; страх, стало быть, вот как кошка скребет; четыре глаза во лбу; как сова всё вяжу; голос-то со страху стал больше царского. Он, знаешь, сам большой мастер нашинского дела; на других-то морях он хозяин; ну, а наше-то Белое к нему еще не попривыкло. Разыгралось, расходилось, а мы только что вышли в Унскую губу; тут, стало быть, ветру простор; гору поднимает, пустит, да за нею другую вдогонку, да еще больше, да еще страшнее, да курчавее; а яхта через них-то, что через рвы, так и прыгает; знай только угадывай, чтобы гора-то яхте поклонилась. Потеха!

Омелька. Хороша потеха! У тебя, Антип, видно, уж такой рыбий норов к морю; а не углядишь, так и поминай как звали.

Аптип. Да что! правда и такое бывало, нече греха таить, промах­нешься, вал-то гребешком и заденет... Мне нипочем, а ему-то скачала нипо­чем, да ветер крепчает, морю больно жарко; темь такая, что зги не видно, мели попрятались, небо ушло; царь-то начал тут приставать: «Антип да Антип! лоцман да лоцман!» Я все молчу, да знай правлю, да думаю: «Стара шутка! Гневить тебя, государь, ответами не стану, а ты у меня на руках, у одного у меня на руках, а я на Белом-то больше твоего смыслю. Казни после за вину, да мне-то жизнь нипочем, а тебя, моего батюшку, не выдам». Государь больно осердчал; бежит на меня, да за рупор; я не вы­держал, да и кричу: «Не замай!» Государь пуще прежнего; не стало моей мочи, я перекрестился да, ни жив, ни мертв, холопской моей рукою хвать его за руку, да и прикрикнул: «Поди, пожалуй, прочь, я больше твоего знаю и ведаю, куда правлю».

 

410


Омелька. Ахти, господи, Антип Мироныч! Как же это ты так не­бережно обмолвился?

Антип. Сказал, батюшка! сказал, ей-богу, сказал, да и одурел со страху и жду сам не знаю чего…

Дальше не выписываем и за выписанное просим извинения у почтенного автора: впрочем: грех пополам, вольно же ему так хорошо писать...

«Маскарад», бойко и резво написанный рассказ,— легкий очерк большого света 18. В нем играет важную роль какой-то поэт Н — н, по имени Александр Сергеевич, который, когда его маска называет Алеко и намекает ему о Кавказе и Бессарабии, прини­мает это за намеки на свои сочинения... Но это еще ничего... Странно, что этот Н — н, приехав с маскарада домой, «скинул фрак, придвинул свечу, опустил перо в чернильницу, потер рукой по лбу, зевнул19 и написал шестую строку „Бородинской годов­щины, и лег спать». Это что-то похожее — как бы сказать? — на плоскость, слишком неуместную и для многих оскорбительную...

Вообще, отделение «Русской словесности» в первых трех книжках хоть куда. В отделении «Иностранной словесности» на­шли мы довольно интересную журнальную повесть «Кальдерон» (Больвера) и превосходную повесть Марриета «Черт-собака». Мастерская обрисовка характеров, ловко завязанная и развязан­ная интрига, чудесный рассказ — вот достоинства этой повести. Местами пошлость чувствований, тривьяльный взгляд на вещи, сальность выражения — вот ее недостатки, вероятно, сообщенные ей переводом. «Сельский хозяин», комедия принцессы Амалии саксонской,— маленькая нравоучительная пьеска, которой при­личней быть помещенною в детском, нежели в учено-литературном журнале, издаваемом для взрослых.

В отделении «Наук и художеств» 1-го № помещена огром­ная статья г. Куторги «Естественная история наливочных жи­вотных», статья интересная по содержанию и хорошо изложен­ная, но по своей огромности совсем не журнальная. «Григорий VII» — чрезвычайно интересная историческая статья. «Науки, ху­дожества и искусства * в древней Индии» 20 — статья г. Менцова, заключающая в себе несколько любопытных фактов, изложенных без всякого взгляда, без всякой мысли. «Елисавета и Анна, ко­ролевы английские» — интересная по содержанию, но сбивчивая и темная, по отсутствию мысли, статья. «Обращения соков в ра­стениях» — статья, посвященная слишком частному предмету. Об отделении «Промышленности и сельского хозяйства», как о пред­мете, совершенно нас чуждом, мы не судим. «Критика» в «Биб­лиотеке» обыкновенно состоит из выписок из рассматриваемых сочинений, выписок, к которым приделано несколько личных мне­ний, ни на чем, кроме произвола редактора, не основанных и ни­

 

411


чем, кроме его острот и шуток, не подкрепленных. Направление этой «критики», как и всего журнала,— вражда против умозре­ния, против мысли и распространение положительных, опытных, наглядных и рутинных понятий в науке и искусстве. Например: в III № помещена критика по поводу книг: «Русская история», г. Устрялова. — «Деяния Петра Великого», Голикова. — «О кня­жестве Литовском. Какое место в русской истории должно зани­мать княжество литовское?», г. Устрялова. В этой статье, которая почему-то названа критикою, тогда как она есть только сбор про­извольных и притом устарелых мнений об истории, несмотря на величие такого предмета, как Петр Великий, холодно, апатически изложенных, в этой статье нападают на мысль об историческом развитии человечества, как стремлении к совершенствованию, и вместо совершенствования полагают стремление к умножению физических и умственных наслаждений: мысль энциклопедистов XVIII века!.. Впрочем, в этой статье мы встретили очень дельную мысль, особенно важную, как опровержение нелепости, распро­страняемой поверхностными мыслителями, вот она: «Что такое Россия в отношении к человечеству? — Этот вопрос мы уступаем мнимым мыслителям, которым дельфийский оракул открыл своим загадочным словом, что России предоставлено быть обновительницею дряхлого Запада, внести туда новый элемент и что призвание ее такое же, как призвание германцев и норманнов в средних веках. Не­завидна была бы судьба России быть обновительницею Запада, кото­рый, сказать мимоходом, вовсе не стареет. Мы принимаем Россию за отдельный мир, по величине равный Европе, и видим, напротив того, что Европа обновляет Россию» 21. Умно и справедливо!

Отделение «Смеси» в «Библиотеке для чтения» по-прежнему свежо и интересно, по уж чересчур однообразно, потому что исключительно посвящается открытиям и новостям по части естествознания. Отделение «Литературной летописи» становится все короче и суше: отсутствие веселости, остроумия, прежних милых шуточек, от которых все животы надрывали, показывает какое-то утомление, усталость.

Теперь еще одно замечание — о языке «Библиотеки для чте­ния», он нередко грешит против живого русского языка, обличая в редакторе иноплеменника. Например: «Охотно бы позволил себя сколоть и стерзать, чтобы только убедиться, что я не сплю». Ско­лоть и стерзать!.. «Я расскажу тебе после большой смех» — по-каковски это?.. «Слеза благодарности, которая ЖГЕТ меня под маской» 22жгет, пекет, бегет: так говорится разве по финскому произношению, а по московскому или — что все одно и то же — по великорусскому говорится: жжет, печет, бежит...

Несмотря на то, «Библиотека для чтения» все-таки интерес­ный и охотно, с удовольствием читаемый журнал: в этом-то и заключается причина его необыкновенного успеха.

Теперь обратимся к «Сыну отечества» и «Отечественным запискам» 23.

 

412



* Первый из этих рассказов «Болгарка» напечатан в 1-ой июльской книжке «Московского наблюдателя» за 1837 г. Тот и другой составляют выдержки из дневных записок автора.

* Желательно бы знать, какую разность полагает автор этой статьи между художествами и искусствами?

 

Источник: http://vgbelinsky.ru/texts/books/9-2/reviews_and_notes_april_1838-january_1840/Russian_Journals/