Белинский

Том второй. Собрание сочинений в 9 томах

СТИХОТВОРЕНИЯ ВЛАДИСЛАВА ГОРЧАКОВА. Москва. В тип. Августа Семена, при императорской Медико-хирургической академии. 1839. В 8-ю д. л. 42 стр. (из них 4 занимает оглавление и 8 чистых).

Признак разумности всякого явления есть его необходимость, тогда как, наоборот, признак бессмысленности всякого явления есть его случайность. Закон этот всего разительнее выказывается в произведениях ума и творчества человеческого. Вы читаете роман Вальтер Скотта, знаете, что это вымысел, что ничего этого не было; но между тем принимаете в рассказанном событии такое живое участие, как будто бы оно связано с собственною вашею жизнию; вы любите его героев или ненавидите их, как будто бы они вам знакомы, будто бы вы их видели, знаете их в лицо; прочтя роман, вы продолжаете его в своей фантазии, думая, что сталось с тем и другим лицом, как начало после того жить то и другое лицо. Отчего это? — оттого, что тут все необходимо, то есть что все события вытекают из индивидуальностей действующих лиц, их личностей и характеров, всей их непосредственности, и из вза­имных их положений и отношений друг к другу; оттого что автор не положил тут ни одной случайной черты, ни одного произволь­ного штриха, которые можно было бы выскоблить без ущерба и искажения целого; но все его черты, до малейшего штриха, необ­ходимы, следовательно разумны, а потому неизменимы и неза­менимы. Но не таковы некоторые петербургские и московские ро­маны: и в них, по-видимому, все естественно, все оправдывается известными и достаточными причинами; но вы, назло собствен­ному рассудку и самим себе, как-то не признаете очевидности этих причин; но вас оскорбляет самая простота и естественность этих событий, которые, по прочтении, смутно, хаотически бродят в вашей памяти, как несвязные отрывки какого-то тяжелого и нескладного сна1, которого вы не можете себе ясно припомнить, как ни сильтесь. Отчего это? — оттого, что все эти события произошли и явились сами по себе, без всякого соотношения к действующим лицам, без всякой зависимости от них, и это опять

 

453


не случайно, а по причине, потому что эти действующие лица не суть субъективные определения, возникшие из зерна самой в себе замкнутой (чтоб не сказать немецким словом — конкретной) мыс­ли, носящие в самих себе, а не вне себя свою необходимость или разумность, но безличные призраки, слепленные чрез внешнее слепление отвлеченных признаков, и потому чисто случайные и произвольные. Точно так же, посмотрите: вот стихи; они просты, как обыкновенная разговорная речь, чужды пестроты и яркости цветов и красок; но вы невольно останавливаетесь над ними; но вы навсегда знаете их, если раз узнали, и иногда, прочтя нечаян­но и без внимания, вспоминаете и помните их уже после прочте­ния, к собственному своему удивлению: значит, что в них все необходимо, что в них один стих ведет за собою другой и что не рифма, а внутренняя, невидимая связь с первыми стихами условливает последние; не зная второй строфы, вы узнаете ее, когда прочтете, как будто бы прежде знали ее, и вы безошибочно сами угадываете, что вот этим стихом оканчивается вся пьеса. Напро­тив, у иного поэта стих и гладок, и звучен, и громок, образы по­разительны своею новостию и смелостию, мысль основная ярка и цветиста, а между тем вам не хочется прочесть этих стихов, которыми вы, при первом чтении, может быть, восхищались; даже и не переставая удивляться им, вы никак не можете удержать их в памяти, а если и достигаете этого, то усилием, и притом так, что беспрестанно забываете; вам все кажется, что чего-то недо­стает в них; несмотря на их высокое, по вашему мнению, достоин­ство, в них есть что-то странное: это что-то есть произвольность, случайность; не сами собою сошлись эти стихи, вызванные вол­шебным скипетром чародея-поэта, нет, их свел насильно, за ворот или напряженный, неестественный восторг, как бы от приема опиума или дурмана, или конечная воля и самолюбие, при усиль­ном труде; они могут быть исправлены, переправлены, изменены, переменены, потому что не динамическою самодеятельною силою из ничего являющегося духа созданы они, но сделаны механи­ческим расчетом, обдуманным соображением. Истинный поэт, когда пишет, видит перед собою все свое стихотворение в его целости; ложный, написавши два первые стиха с раза и не думая, обыкновенно задумывается над двумя последними, и эти два последние бывают обязаны своим явлением не самим себе, а рифме. Что же в этом случае значит рифма?— Чистейшую слу­чайность, сестру произвольности, плодородную мать призраков... Как явление, эта случайность имеет свой интерес для наблюдаю­щего духа, точно так же, как имеют для него свой интерес урод­ливые болезни, уродливые младенцы о двух головах, с одним гла­зом... Особенно интересна эта призрачность, когда принимает на себя призрак действительности, так что только опытный глаз и сильное, острое внутреннее зрение могут рассмотреть ее. Это за­висит от большей или меньшей образованности, силы рассудка и воображения (а не разума и фантазии), опытности, сметливости,

 

454


 

Газета «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду», в которой В. Г. Белинский печатался в 1839 г.

 

455


ловкости и смелости того, чье самолюбие или заблуждение порож­дает ее. И такую случайность беспощадно должно преследовать, как врага сильного и опасного, который не лучше лукавого задер­нет от неопытного взора действительность и заменит ее обманчи­выми призраками. Но когда она является в лохмотьях, во всей от­вратительности своего нищенства — всякое ожесточение против нее будет донкихотством.

Стихотворения г. Горчакова занимают место в золотой сере­дине между двумя этими странностями: их стих довольно гладок и вообще благопристоен, так что их нельзя причислить к числу явлений рыночной литературы; но в то же время их стих и да­леко не так звонок, блестящ, гладок, мысль ярка и затейлива, чтобы их можно причислить к той случайности, которую не вся­кий может отличить от действительности.

Так ты, моя арфа,

Огонь своих звуков

Над сердцем рассыпь

И радугой небо

Души моей сирой

Утешь хоть на миг!2

Поэт просит свою арфу, чтобы она «рассыпала над сердцем его огонь своих звуков и небо сирой души его утешила хоть на миг радугою»—и неграмматически, и нескладно! Словом, это больше, чем соединение нескольких случайностей: это просто — соединение нескольких нелепостей... Но, скажут, это только шесть стихов из целой пьесы, а в одной пьесе могут найтись шесть дур­ных стихов. Чтобы не подозревали нас в пристрастии, выпишем целое стихотворение «Цветок»:

Под тою ли, под сосною,

Под сосною зеленою

Цветет, растет

Цветок душист.

Не роза он, не ландыш он

И не фиялка темная;

Ах (! или ,) то цветок — краса полей,

Цветок тот — незабудочка.

Посажен он, взлелеян он

Девицею красавицей.

Весной цветет, растет цветок,

Увянет он — краса полей,

А сосна все зеленая. (???..)

На ту весну взойдет цветок,

Взойдет цветок и вырастет;

Но ветр сломил уж сосенку,

И солнца жар спалит цветок,

Спалит цветок во цвете дней.

Увяла ты (,) любовь моя,

В могиле красна девица,

И как цветок тот — незабудочку

Сгубил тебя ненастный рок.

 

456


Скажите, бога ради, понял ли хоть что-нибудь в этом сти­хотворении ваш рассудок — я уже не говорю, ваше чувство? «Под зеленою сосною цветет душистый цветок, не роза, не ландыш и не темная фиялка, а краса полей — незабудка; цветок этот посажен и взлелеян красавицею девицею, он увянет, а сосна все зеленая (для стиха тут пропущен глагол, без которого в периоде недо­стает смысла); на будущую весну опять взойдет, а сосну уж сло­мал ветер, и солнечный жар спалит цветок „во цвете дней; увяла ты, моя любовь, девица в могиле, как незабудочку ее сгубил не­настный рок». Что это такое? Повторяем: даже и не случайность, а просто — бестолочь...

 

457

Источник: http://vgbelinsky.ru/texts/books/9-2/reviews_and_notes_april_1838-january_1840/Gorchakov/