Белинский

Том I. Полное собрание сочинений в 13 томах

 

 

 

<РЕЦЕНЗИИ, НОЯБРЬ 1835 г.>

 

120. Опыт исследования некоторых теоретических вопросов. Сочинение Константина Зеленецкого. Книжка первая. Москва. В университетской типографии. 1835. 64. (8). С эпиграфом:

Si malgré tous mes efforts, je m'égare, j'aurai
toujours ecarté quelques-unes de ces erreurs,
qu'il faut épuiser, dit-on, avant d'arriver à la
verité. «Lettre sur hier»,* 1802.— Ch.1

 

Мы не можем быть слишком строги к брошюрке г. Зеленец&sh y;кого, потому что всякое усилие к мышлению, всякое уважение к высоким человеческим предметам невольно располагают нас в пользу автора. Бездарный рифмоплет, бесталанный романист, в наших глазах, творения гадкие, ненавистные, вредные и не заслуживающие никакой пощады; но люди, обнаруживающие какую-нибудь мыслительность или, по крайней мере, какую-нибудь любовь к мыслительности, заслуживают в наших глазах высокое уважение, когда хорошо исполняют свое дело, и снисхождение, когда обнаруживают слабость мысли или детскость в суждениях. Мы не нашли в книжке г. Зелен ецкого никаких нелепостей, никаких вздоров, хотя в то же время не нашли ничего нового или заслуживающего особенное внимание. Он рассуждает о трех предметах: а) о месте, занимаемом логикою в системе философии, б) о содержании и расположении географии, в) о предмете и значении политической истории. В первом автор излагает мнения известных философов о значении логики как науки и доказывает, что логику не должно условливать метафизикою, как то думает Шеллинг, что ее не должно смешивать с метафизикою, как то сделал Гегель, но что лучше принимать ее в том значении, которое придает ей Кант, называя ее наукою чисто формальною; взгляд Канта кажется автору более подходящим к истине. Во


* Если, несмотря на все свои старания, я заблуждаюсь, я всё же мог избегнуть некоторых заблуждений, через которые, как говорят, надо пройти, чтобы достигнуть истины.— «Письмо о вчерашнем дне» (франц.). — Ред.

372

 


втором рассуждении, которое нам кажется слабее всех, автор нападает, отчасти справедливо, на преподавание в России географии и представляет свой план географии, в котором мы не нашли ничего нового, кроме того, что автор почитает необходимым «этнографическое обозрение человеческого рода» прежде изложения политического разделения племен человеческих. Вот результат третьего рассуждения: «Политич еская история народа есть история его личности, есть изложение основной его жизни, жизни той стихии, которую проявить в известном периоде человечества суждено сему народу. Всеобщая политическая история, как история взаимно-отношений народов, т. е. их личностей, есть представитель жизни всех стихий человечества во все периоды его бытия».

Книжка г. Зеленецког о порадовала нас как бескорыстное стремление к мыслительности, до которой у нас так мало охотников и для которой у нас так много самых ожесточенных врагов. Но она глубоко огорчила и оскорбила нас в другом отношении, а именно — как доказательство, что у нас еще не умеют складно и общежительно выражаться на русском языке. Скажите, чего вы должны ожидать от какого-нибудь рифмача или дюжинного романиста, если человек, рассуждающий о Канте, Шеллинге, Гегеле, о значении логики и истории, выражается языком старопечатных российских книг? Неужели грамматика мудренее философии? Неужели умение порядочно выразиться труднее умения порядочно мыслить? Спрашиваем, захочет ли кто-нибудь прочесть книгу, в начале которой обретается подобное ученое предисловие:< /span>

Явление несколька книжек в роде той (?), которая предлагается теперь благосклонному взору читателя, не предосудительно уже потому, что литература наша слишком не богата учеными рассуждениями. Недостаток их ощутителен во всех отношениях. Сочинитель предлагаемых опытов ничуть не думает однако ж восполнить его, в какой бы то ни было степени, ими. По крайней мере, сей самый недостаток дает ему право открыто высказать свои мысли и плоды своих трудов.

373

Источник: http://vgbelinsky.ru/texts/books/13-1/articles-and-reviews/120/