Белинский

Том I. Полное собрание сочинений в 13 томах

12. В тихом озере черти водятся. Старая русская посло­вица в лицах и в одном действии. Федора Кони. Москва, в т. Лазаревых Института восточных языков. 1834. 129.2

Имя г. Кони давно уже играет некоторую роль в нашей литературе, в которой, по крайнему безлюдью, почти все имена играют, по крайней мере, некоторую роль. Впрочем, нельзя

136


не отдать ему справедливости за его трудолюбие на избранном им поприще, на котором он, надо сказать правду, подвизается не без успеха. Во всяком его произведении или, справедливее, во всякой его переделке, заметна способность, литературная образованность и драматическая замашка, заметно остроумие, особенно в водевильных куплетах, словом, заметны, до неко­торой степени, многие качества, необходимые для сочинения миленьких и маленьких эфемеров, которые называются воде­вилями, которые родятся мгновенно и умирают разом, которые ныне приводят в восторг непостоянную толпу, а завтра забы­ваются ею.

Не думайте, чтобы я хотел нападать на водевиль вообще; нет — сохрани меня боже! Я слишком далек от того, чтобы ду­мать и верить, что

Водевиль есть вещь, а прочее всё гиль;1

но вместе с тем отнюдь не думаю, чтобы водевиль был сущий вздор, дело от безделья, незаконное чадо поэзии! О, нет! И он может быть художественным произведением, когда верно изо­бражает характер домашней жизни того или другого народа, со всеми ее мелочами и странностями Водевиль есть род, со­зданный французами, понятный для французов и прекрасный у французов; это их собственность, их добро, их достояние, и он имеет у них глубокий смысл. Предоставляя высшей драме живописать игру страстей, анализировать человека в высочай­ших мгновениях его бытия, в сильнейших извержениях внут­ренней полноты его жизни, в замечательнейших отношениях и соприкосновениях его индивидуальности с обществом или бичевать, подобно фурии, падшего, искаженного, утратившего образ и подобие божие человека, в его жалкой борьбе с чув­ством своего назначения и обольщениями эгоизма; предоставляя ей ругаться над обществом, которое столько времени твер­дит ходячие истины о добре и зле и которое столько времени поступает наперекор этим истинам,— водевиль пародирует жизнь низшую, жизнь, так сказать, домашнюю, семейную, и человека и общества, подбирает крохи, падающие со стола высшей драмы. Он относится к сей последней точно так же, как эпиграмма относится к сатире; он не хохочет яростно над жизнию, но строит ей рожи, не бичует ее, а гримасничает над нею; наконец, это ни больше, ни меньше, как экспромт на какой-нибудь житейский случай. У нас нет водевиля, как нет еще и кой-чего другого многого. Наши водевили суть переделки или переломки французских водевилей, другими словами, водевили на водевили, а не на жизнь; наше остроумие выписное, выдохшееся на почто­вой дороге при пересылке... Жаль: ибо, кажется мне, наша русская жизнь может доставить истинному таланту неистощимый

137


рудник материалов для народного водевиля и, говорю, дляодного только водевиля, больше ни для чего... Но чего нет, о том нечего и говорить!... А потому, как вам угодно, а труды г. Кони достойны некоторого внимания и даже уважения. Повторяю: он имеет способности для переделок с французского этого рода литературных эфемеров. В его «В тихом озере черти водятся» есть нечто такое, что может вас заставить если не про­честь, то выслушать эту пиеску на театре без скуки, даже не без удовольствия; в ней есть несколько забавных положений, несколько миленьких куплетцев, исполненных веселости... Итак, об этом новом произведении г. Кони нечего много гово­рить: оно, как две капли воды, похоже на бывшие, сущие и бу­дущие изделия как его собственного пера, так и прочих наших гг. водевилистов-переделывателей. Самая новая, самая дико­винная вещица в сей книжечке есть предисловие г. переделывателя, и об нем я хочу сказать слова два.

Г-н Кони говорит: «Комедия (??) должна быть зеркалом, но никогда вывескою порочного. Этой истине научили меня и горькая участь Аристофана, и неудачи первых представителей Мольеровых комедий». Не понимаю: что может иметь общего г. Кони с Аристофаном и Мольером? Один жил так давно, а дру­гого ставят чуть-чуть не наравне с Шекспиром!

В заключение г. Кони говорит: «Знаю: пиеса моя имеет много недостатков и погрешностей; исправлять их не могу и не хочу: пускай она явится перед читателями в том самом виде, в каком явилась в первый раз на подмостках (?) театра, где приобрела тот лестный успех, который я приписываю более снисхождению публики к неусыпным (?!) трудам моим для сцены, чем успехам слабого моего таланта»1. Не понимаю: как можно намекать с такою наивностию о своих неусыпных трудах на поприще, столь легком и столь благодарном?

«М. г.,— говорит испанский нищий, протягивая руку к проходящему,— одолжите мне на месяц пятьсот пиастров». Проходящий подает копейку, нищий берет ее и говорит с гордостию: «Будьте уверены, м. г., что я ровно через месяц воз­вращу вам ваши пятьсот пиастров».

О, бедная наша литература! о бедные наши авторитеты и авторитетики!!!...

138

Источник: http://vgbelinsky.ru/texts/books/13-1/articles-and-reviews/12/